— Ревель?
— Да, капитан?
— Мой наручный терминал надо определить в твою внутреннюю сеть.
— Сделано, капитан.
— Как, уже? — Заславский изумился.
— Как только вы были мастер-техником обозначены как мой новый капитан, я тут же, следуя инструкции, дал вашему личному коммуникатору и терминалу доступ в мою внутреннюю сеть. Полный доступ, как и положено капитану.
— А кстати, Ревель… Почему ты так просто признал Леона и меня за экипаж?
— Потому, капитан, что других директив не предусмотрено. Вы нашли меня и остатки моего экипажа через пятьдесят три года после прекращения жизненных функций прежнего капитана и мастер-техника. Заложенное во мне знание законов Space Unity подсказывает мне, что ваша группа теперь является моими владельцами, пока не доказано иное. Причем доказать иное имеет право теперь только Высший Трибунал SU, все споры вокруг военного имущества решал только он. Если за пятьдесят три года что-либо изменилось, то таких сведений до меня не доводили. Итак, ваша группа — собственники. Леон Аскеров, починив мою энергетическую часть, на мой запрос обозначил себя как мастер-техник, а его действия позволили мне в этом на тот момент уже убедиться. Вас Леон обозначил как капитана. Я не имел оснований усомниться в его словах. Это все.
— Ofiget…
— Что, простите, капитан? — Ревель явно не понял, что Макс имел в виду.
— Неважно. Это просто выражение эмоционального потрясения. Итак, на моем терминале есть файл, называется «Ивар». Посмотри и сравни с имеющимися у тебя.
— Простите, капитан. Нигде не фигурирует.
— А третий? Называется «Немой»?
— Точно так же, нигде не фигурирует. Простите, капитан.
— Не за что извиняться, Ревель. Все в порядке. Знаешь, я, пожалуй, пойду спать.
— Как вам будет угодно, Макс. Пойдете на базу или займете на борту свою каюту?
Каюту… Интересная мысль, Заславский даже задумался на секунду. Потом вспомнил о том, что на базе его каюта примыкает к кабинету, а на столе в кабинете лежит ИВС, которой временами так не хватает, и решение было принято:
— Пожалуй, сегодня еще на базу. А вот завтра начну обживать каюту.
— Как прикажете, капитан. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Ревель… — Макс оборвал фразу и пошагал к базе. Пятно света из прожектора проводило его до двери и погасло, как только дверь за Максом закрылась. Следом погасли огни на трапе эсминца, а сам трап втянулся в корпус.
Ревель не спал, ибо компьютеры спать не умеют, но держать трап спущенным, а свет — горящим повода не видел.
Войдя на базу, Макс осмотрелся в коридоре. Освещение горело вполнакала, в дежурном режиме. Ночь на дворе как-никак. Никаких посторонних проявлений в коридоре замечено не было, да и откуда им взяться? Заславский постоял минуту в коридоре, бесцельно оглядывая стены и лампы. Поняв, что это просто потеря времени, а он и так что-то припозднился, Макс двинул к себе. Кабинет его был почти на противоположном конце комплекса, и он шел мимо столовой, дверь в которую была открыта, являя абсолютно безлюдное помещение, мимо техзоны, где не горело ни единого огонька и сквозь огромное дверное остекление было видно, что никого внутри нет. Прошел мимо рубки связи, где точно так же никого не было, мимо бассейна, где даже свет не горел, мимо комнат личного состава. Все двери были закрыты, никто не издавал столь громких звуков, чтобы они выбились наружу. На базе воцарилась ночь и тишина. Группа предварительной колониальной подготовки, закончив дневную суету, спала. Во всяком случае, ничто не свидетельствовало об обратном, кроме шагов Максима Заславского по коридору.
Стараясь ступать потише, Макс дошел до своих апартаментов. Зайдя в каюту, он стянул через голову куртку рабочего костюма и швырнул ее небрежно на тумбочку около кровати. Потом подошел, взял куртку в руки, расправил ее рукава и спину и аккуратно повесил ее в шкаф. Порядок прежде всего, а разгильдяйство — чистой воды потакание эмоциям. Незачем оно, да и не ведет ни к чему хорошему. Повесив куртку, Макс уселся на кровать, наклонился и стянул сапоги, с наслаждением вытянув ноги. Потом снял комбинезон, белье и отправился в душ смывать дневную усталость.
Ворочаясь под потоками ионизированной воды, Макс прокручивал в голове все снова и снова события прошедшего дня, оказавшегося очередным, но не банальным. Разговор с Германом-Урмасом, разговор с бортовым компом эсминца, ссора с Еленой, отповедь Каю, знакомство вообще с выжившими, Немой… Немой. Черт побери, а ведь он вполне может оказаться той самой угрозой, тем самым исчезающим убийцей. Ведь говорить он отказывается, да и вообще делает вид, что ничего не понимает… Странно это. Впрочем, Макс, а ты уверен, что это не паранойя опять? Ведь полвека человек в криобоксе пролежал, могло не просто память стереть, как у Урмаса и Ивара, могло вообще думалку напрочь отшибить! С какой радости Немому быть этим самым невидимкой?
А почему, собственно, Немой? Ведь и Ивара эсминец тоже опознать не смог, что нехарактерно! Ведь на самом деле, несмотря на полвека, сохранились же файлы допуска к штурмпалубе? И Урмаса-Германа Ревель опознал именно по файлам допуска. Ведь не мог же Ивар, будучи членом экипажа, не иметь никуда доступа? Не мог. Поэтому либо он не член экипажа, а как раз таки пассажир, либо он и есть — невидимый убийца. Черт, нестыковка. Немого тоже нигде нет. А кто из них подозрительней — это огромный вопрос. Впрочем, на самом деле, ни черта не вопрос. Немой — подозрителен, да. Ивар — просто несчастный человек. Он может быть хоть Валдисом Агарисом, черт возьми! Нет, Агарисом не может. Ревель упоминал в разговоре, кажется, что капитан погиб. Так что это точно не В. Агарис, и точно не старший помощник. Того вообще убили прямо на вахте. Итак, Немой скорее всего убийца, и решение запереть его в боксе под ключ — единственно верное. Стоп, Макс, стоп! А с чего ты, дорогой друг, взял вообще, что невидимый (он же исчезающий) убийца — вообще дожил до сей поры? Может быть, его кости уже лежат в корабельном криобоксе? Ведь Ревель не законченный кретин, допускать убийцу к медблоку!