Слепой прыжок - Страница 36

— Понимаю. К сожалению, доводилось сталкиваться.

— В смысле? — Заславский удивленно вскинул бровь.

— Понимаете, герр Макс… Между нами полвека, мне сложно объяснить. Я просто вдруг вспомнил, как парень с серебряной чайкой на рукаве стоит напротив меня, направив на меня плазмобой. И что-то говорит мне. Но вот что и когда — убейте, не помню. Но вот про серебряную чайку — хоть режьте, хоть ешьте, помню как вчера.

Заславский помрачнел. Он понял, о чем идет речь. Планета Тихуан, в системе Проксимы. Одна из первых открытых и колонизированных, и единственная, где в боях столкнулись интересы ЕС и Российской Империи. Колонисты Тихуана решили в какой-то момент перейти под патронат Его Императорского Величества, а ЕС не согласился с такой подачей. На планету были брошены с одной стороны «Чайки», чтобы прикрыть колониальную администрацию, а с другой стороны — как раз группы планетарного штурма. И было это за десять лет до рождения Максима Викторовича Заславского. М-да, не входило в планы майора в отставке встретиться с участником тех событий, причем с другой стороны. Герман наблюдал за лицом Макса, а потом вдруг спохватился:

— Герр майор, Макс, я не хотел вас задеть. Правда.

— Да вы и не задели, Герман. Мне не доводилось сталкиваться с вашими коллегами в бою, я родился позже. Не хотелось бы, чтобы вам было неловко из-за того, что вы находитесь в одном котле с человеком, коллеги которого в вас стреляли.

— Мне не неловко, герр майор. «Чайки» не стреляли в меня, никогда. Целились — да, но не стреляли. Мы как раз очень хорошо тогда краями разошлись, если вы понимаете о чем я. Никто не хотел валить друг друга ради чертовой колонии, мы взорвали демонстративно несколько зданий, сбили автоматические разведзонды друг друга и разошлись, постреляв поверх голов. Ой… Герр майор, Макс, а я ведь это вспоминаю! Ох… Что-то у меня голова закружилась… Простите, Макс, я, наверное, пойду посплю, хорошо?

— Да, конечно, Герман. Зайдите только к Отто, пусть он вам поддерживающие уколы какие-нибудь поставит, хорошо?

— Есть, герр майор. Будет выполнено, — и здоровяк, слегка пошатываясь, развернулся и побрел на базу. Заславский покачал головой ему вслед и вызвал Лемке.

— Да, Макс?

— К тебе сейчас Герман зайдет. Ему тут нехорошо слегка, память потихоньку возвращается. Надо бы камраду поддерживающих вкатить, наверное.

— Макс, ты стал врачом? — В голосе тевтона просквозила неприкрытая ирония.

— Блин, Отто! Я что, раз не врач, не могу высказать свое мнение?

— Макс, дорогой мой командир, я же не учу тебя водить корабли и командовать? — Ирония сквозила в голосе немца все более явственно, неприкрытая абсолютно.

— Отто, чертов дойч, в тебе проснулось чувство юмора на ночь глядя, или ты просто решил меня подколоть?

— Ох, какие мы нежные русские! Уже и подколоть нельзя! Сразу мы так расстраиваемся, так расстраиваемся! Ладно, командир. Давай, если все — десять-четыре.

— Десять-четыре, — Макс отключился. Посмеялся еще раз, подошел к эсминцу, уселся на ступени трапа и закурил.

События дня его изрядно утомили, и очень хотелось просто помолчать. Тем паче что закат уже свершился, и на лагерь форматировщиков плавно наползала ночь, являя себя россыпью чудных созвездий на небе и тремя лунами. Черт возьми, подумал Макс, вот никогда не доводилось сидеть и смотреть на звезды. Как-то либо с палубы или из аппарели, либо, черт возьми, исключительно во время высадки. А они, оказывается, красивые… Эх, вот не пошел бы в форматировщики — так бы и не увидел, ага.

Заславский потушил сигарету, встал со ступеней трапа и пошел к базе. Ночь уже активно вступала в свои права, обволакивая темнотой и купола станции, и эсминец, и человека на полосе космодрома. Но Макс не успел сделать даже пары шагов, как вдруг из борта «Ревеля» ударил яркий прожекторный луч, осветив командиру форматировщиков дорогу к шлюзу. Макс обернулся, но никаких других признаков жизни эсминец не подавал. Просто включил наружный прожектор, чтобы капитан не переломал себе ноги в темноте ночи.

— Ревель? — вполголоса позвал Макс, не особо надеясь на ответ, однако…

— Слушаю, капитан, — раздался спокойный голос из переговорного устройства около трапа.

— Ты решил показать, что не теряешь бдительности? — Заславский не нашел другого вопроса.

— Нет, капитан. Просто проявляю ту заботу об экипаже, которая жестко в меня заложена.

— Интересно… Кстати, ты слышал мой разговор с Германом?

— Если вы про унтера штурмовиков, то слышал, конечно. Только вот с именем Герман он у меня совсем не ассоциируется.

— А с каким ассоциируется? — форматировщик заинтересовался.

— Ну, так и не ответишь. Я же упоминал уже, что данные об экипаже были стерты. Вернее, из папки «кадры» были стерты личные дела.

— Но что-то осталось, я правильно понимаю?

— Верно, капитан. Остались, например, файлы допуска на штурмовую палубу, она же десантная аппарель. Там есть это лицо, рядом с ним стоит имя Урмас Дирк. Унтер-офицер, командующий взводом в группе планетарного штурма.

— Вот оно как… Урмас Дирк… Что ж, спасибо, буду знать. А второго ты не видел?

— Нет, капитан. Придет если — увижу, может быть, где-то сохранился.

— Стоп. А файл принять из сети базы ты способен? Я же их карточки к отчету приложил, они там оба.

— Не вижу причин не попробовать, капитан.

Макс открыл наручный терминал, вошел в сеть, нашел открытый персональный порт, запросил свой отчет из сети. Получив доступ к файлу, нашел фото Ивара и Немого, скопировал их себе на терминал и попробовал в сети найти Ревеля. Не получилось, согласование не прошло. Вернее, сеть не видела бортовой комп эсминца, что называется, «в упор». Ну нет такого устройства в зоне доступа. И все, нету. Заславский не стал стараться слишком тщательно, поскольку цель уже была достигнута.